Члены и эксперты Общественной палаты Кемеровской области провели общественную экспертизу проекта федерального закона «О профилактике семейно-бытового насилия в Российской Федерации».
При анализе законопроекта эксперты отметили большое количество недостатков. Стратегическая цель законопроекта не ясна, его новеллы не сочетаются с нормами уголовного, административного, семейного законодательства, законов о полиции, прокуратуре, о защите прав несовершеннолетних. Многие составы уголовно наказуемых деяний (Раздела 7 УК РФ и Главы 6 КоАП РФ) подпадают под признаки семейно-бытового насилия и содержат свои механизмы пресечения и профилактики. Уголовное законодательство и законодательство об административных правонарушениях, о полиции, о прокуратуре содержит меры профилактики и превенции подобных правонарушений. Предлагаемые новации будут существовать параллельно, а в некоторых случаях и противопоставляться, создавая коллизию.
По мнению членов региональной Общественной палаты, авторы проекта закона пытаются искусственно создать автономный институт ответственности за семейно-бытовое насилие в отдельной правовой системе регулирования при очевидности межотраслевого характера семейных отношений. Логического и правового обоснования такого пути не приведено. Задачи профилактики насилия в семье проект закона не решает, предмет его регулирования – постсобытийные отношения. Например, согласно законопроекту лицо, осуществившее насилие, терпит ряд ограничивающих и обязывающих процедур, не являющихся профилактическими и сходных с административным наказанием и административным надзором. Цель ужесточения ответственности за нарушение прав и интересов граждан России, совершаемых в их личном пространстве, может быть более эффективно достигнута добавлением отягчающего признака к имеющимся составам уголовных и административных нарушений.
Замечания есть к правовым дефинициям. Под семейно-бытовым насилием законопроект предлагает считать «умышленное деяние, причиняющее или содержащее угрозу причинения физического и (или) психического страдания и (или) имущественного вреда, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного деяния». У семейно-бытового насилия отсутствует признак противоправности. То есть, из буквального толкования, любое деяние может быть семейно-бытовым насилием. Нужна развернутая аргументация признаков общественной опасности деяния, его противоправности, которая бы не только квалифицировала семейно-бытовое насилие, но и отграничивала его от составов по КоАП и УК РФ.
Признаки «семейно-бытового» деяния, отграничивающие его от иных правонарушений, в законопроекте вообще не раскрыты, как и важный квалифицирующий признак семейно-бытового насилия – «психическое страдание и его угроза». Эмоциональное состояние человека может быть сопряжено со страданием. Например, цитирование стихов, исполнение романса, проповедь, тост, публичное выступление могут вызвать эмоциональное страдание. Однако где здесь противоправность и уровень общественной опасности, который необходим для вмешательства?
Это относится и к имущественному вреду. Например, такая родительская воспитательная мера, как запрет пользоваться вещью (компьютерным планшетом и т.д.), также будет являться умалением имущественного права ребенка, т.е. вредом. Однако квалифицирующие критерии противоправности, общественной опасности, вредоносности в законопроекте отсутствуют. Введение таких дефиниций не защитит, а выхолостит традиции взаимоотношений российской семьи, основанные на принципах паритета, этического дозволения, поощрения и запрета. Невинные и действенные меры родительского воспитательного усмотрения по лишению детей благ за объективно плохое поведение трансформируются законопроектом в правонарушение.
А как рассматривать статьи 26 и 28 Конституции РФ, гарантированные правами на национальную, культурную и религиозную принадлежность? Основа любой религии – это противопоставление свободы и запрета, поощрения и наказания, смирения и повиновения. Культурные традиции строятся по аналогичным законам и иерархии подчинения молодых старшим. Какой разрушительной для этих отношений будет искусственная классификация их как отношений, формально соответствующих абстрактным признакам семейно-бытового насилия.
Желание авторов типизировать сложные внутрисемейные процессы противопоставляется пункту 2 статьи 55 Конституции РФ, запрещающему принимать законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина. На взгляд членов Общественной палаты Кемеровской области, принципы законопроекта, предусмотренные статьёй 4 («поддержка и сохранение семьи», «соблюдение и уважение прав и свобод человека и гражданина»), изложены декларативно. Они несопоставимы с обвинительным и формальным методом регулирования предлагаемых семейных отношений, сопряженным с правовой неопределенностью норм законопроекта. Приводимая оценка является общей канвой неприемлемости идеи законопроекта.
Члены Общественной палаты Кемеровской области обнаружили при анализе множество недостатков юридической техники законопроекта и признаки его логической непоследовательности.
В законопроекте не раскрывается признак «угрозы насилия». Как правоприменителю разграничить угрозу насилия по предлагаемому законопроекту от угрозы насилия по Уголовному кодексу? Например, как должен отреагировать сотрудник полиции в отношении невиновного родителя? Какие надо принять меры? И какие последствия ожидают родителя (подтверждение своего доброго имени и отсутствия «клейма» семейного насильника)?
Проектом федерального закона не предусмотрено профилактическое воздействие на «насильника», учитывая, что он и «жертва» формально остаются в том же круге досягаемости и потенциальной опасности. Не установлен необходимый алгоритм административных процедур, проигнорирована презумпция невиновности («сразу» «нарушителю» выносится защитное предписание), статья 49 Конституции России. Факт семейно-бытового насилия «сразу» устанавливается сотрудником полиции, следовательно, есть «сразу» нарушитель, это и есть защитное предписание и иные профилактические меры?
Авторы не взяли во внимание уже существующие правовые устои государственной системы защиты РФ. При наличии универсальных институтов защиты прав человека – омбудсменов – они не включены в число лиц, участвующих в правоотношениях, для объективности оценки и контроля процедур. Уполномоченный по правам человека, по правам детей, прокурор будут лишними в указанной процедуре?
Технико-правовые каноны административных правоотношений, гарантирующие прозрачность и законность процедуры, в законопроекте отсутствуют. Криминалистические и криминологические особенности правонарушений должны быть поставлены во главу угла при разработке законов такой направленности. Законопроект таким подходом не обладает.
Общественная палата Кемеровской области обращает внимание, что без признания нарушителя виновным (статья 49 Конституции России) статьей 25 законопроекта на него может быть судом возложена обязанность претерпевать меры принудительного медицинского характера (термин «специализированная психологическая программа» авторами не раскрывается), покинуть место жительства. А если «нарушитель» – единственный собственником жилья? Какое правовое понимание авторы законопроекта вкладывают во фразу «наличие возможности проживать» в ином месте? При наличии каких объективных данных этот факт может считаться установленным судом? Кроме того, полагают в Общественной палате Кемеровской области, необходимо исключить ситуации инсценировки семейно-бытового насилия для мести, завладения жилым помещением или других корыстных целей.
Законопроект не отвечает на вопрос о стоимости уже оказанных социальных услуг: если впоследствии лицо будет признано виновным или невиновным, с кого будет взыскана стоимость услуг, указанных в статьях 14, 15 и 23 законопроекта? А если семейно-бытовое насилие было предположительно совершено над лицом, находящимся у «нарушителя» на иждивении, и нарушителю предпишут покинуть жилище, кто будет за ним ухаживать, содержать общее имущество в период действия запрета?
В статьях 11 и 12 законопроекта содержатся нормы, противоречащие законодательству РФ: полномочие субъекта РФ по нормативно-правовому регулированию в сфере профилактике семейно-бытового насилия противоречит Конституции РФ, нормам УК РФ, КоАП РФ, Семейному кодексу, закону «О прокуратуре Российской Федерации», «О полиции» и другим нормативным актам, относящимся к ведению Российской Федерации; обеспечение взаимодействия правоохранительных органов не может быть возложено на органы власти субъектов РФ, это функция прокуратуры.
Статья 20 законопроекта – «профилактическая беседа» – лишена собственного прикладного аспекта. Во-первых, для чего нужна профилактическая беседа с правонарушителем? Во-вторых, выявление причин и условий совершения семейно-бытового насилия – это установление обстоятельств для квалификации события нарушения. В-третьих, чем будет отличаться профилактическая беседа по семейно-бытовому насилию от любой профилактической беседы по правонарушениям КоАП и УК РФ? В-четвертых, это очередная «норма-обёртка» без правового наполнения реального процесса профилактики, который должен «потом» кто-то придумать и доделать. Это замечание также актуально и для статей 21-23 законопроекта.
Законопроект предполагает «собственную» структуру профилактики, основанную на участие в ней органов государственной власти субъектов РФ. Однако расчёт затрат бюджета РФ и субъектов РФ на реализацию законопроекта, на оказание социальных услуг, ведение профилактического учёта, осуществление контроля и т.д., отсутствует.
По мнению Общественной палаты Кемеровской области, достижения заявленной цели – профилактики семейно-бытового насилия – законопроект в представленном варианте обеспечить не может; межотраслевую природу семейных отношений, правонарушений в этой сфере, их латентный, криминологический характер проект не учитывает, это приведёт к коллизии и ступору в правоприменении; дефиниции нуждаются в существенной правовой доработке; проект закона содержит положения, противоречащие действующему законодательству России, его нормы могут создать условия для коррупционных и корыстных правонарушений; в целом законопроект декларативный, его положения либо воспроизводят общие нормы ФЗ «О профилактике правонарушений в Российской Федерации», либо содержат ссылки на нормы, которые только предстоит разработать в неопределённом будущем; финансовая составляющая реализации проекта отсутствует.
Проект федерального закона «О профилактике семейно-бытового насилия в Российской Федерации» в представленной редакции не может быть рекомендован к рассмотрению.
